Собрание сочинений в 4 томах. Том 3 - Страница 111

К оглавлению

111

Кто-то из грузчиков вставил:

— Скромнее надо быть. Расхищай, но знай меру…

Бригадир поднял руку. Затем обратился непосредственно ко мне:

— Техника простая. Наблюдай, как действуют старшие товарищи. Что называется, бери с коммунистов пример.

Мы выстроились цепочкой. Кавказец с шумом раздвинул двери пульмановского вагона. На платформу был откинут трап.

Двое залезли в пульман. Они подавали нам сбитые из реек ящики. В них были плотно уложены темно-синие гроздья.

На складе загорелась лампочка. Появилась кладовщица тетя Зина. В руках она держала пухлую тетрадь, заломленную карандашом. Голова ее была обмотана в жару тяжелой серой шалью. Дужки очков были связаны на затылке шпагатом.

Мы шли цепочкой. Ставили ящики на весы. Сооружали из них высокий штабель. Затем кладовщица фиксировала вес и говорила: «Можно уносить».

А дальше происходило вот что. Мы брали ящики с весов. Огибали подслеповатую тетю Зину. И затем снова клали ящики на весы. И снова обходили вокруг кладовщицы. Проделав это раза три или четыре, мы уносили ящики в дальний угол склада.

Не прошло и двадцати минут, как бригадир сказал:

— Две тонны есть…

Кавказец изредка заглядывал в дверной проем. Широко улыбаясь, он наблюдал за происходящим. Затем опять прогуливался вдоль стены, напевая:


Я подару вам хризантему
И мою пэрвую любов…

Час спустя бригадир объявил:

— Кончай работу!

Мы вышли из холодильника. Бала раскрыл пачку «Казбека». Бригадир сказал ему:

— Восемь тонн нарисовано. А теперь поговорим о любви. Так сколько?

— Я же сказал — четыреста.

— Обижаешь, дорогой!

— Я сказал — четыреста.

— Ладно, — усмехнулся бригадир, — посмотрим. Там видно будет…

Затем он вдруг подошел ко мне. Посмотрел на меня и спрашивает:

— Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины?

— Что такое? — не понял я.

— Сделай мне, — говорит, — такую любезность. Напомни содержание «Войны и мира». Буквально в двух словах.

Тут я вконец растерялся. Все кругом сумасшедшие. Какой-то непрекращающийся странный бред…

— В чем дело? — спрашиваю уже более резко. — Что такое?

Бригадир вдруг понизил голос:

— Доцент Мануйлов Виктор Андроникович жив еще?

— Жив, — отвечаю, — а что?

— А Макогоненко Георгий Пантелеймонович жив?

— Естественно.

— И Вялый Григорий Абрамович?

— Надеюсь.

— И профессор Серман?

— Да, а что?

— Я у него диплом защищал в шестьдесят первом году.

Я удивился:

— Вы что, университет кончали?

— Имею диплом с отличием.

— Так почему же вы здесь?

— А где же мне быть? Где же мне работать, по-твоему? В школе? Что я там буду воровать, промокашки?! Устраиваясь на работу, ты должен прежде всего задуматься: что, где и как? Что я смогу украсть? Где я смогу украсть? И как я смогу украсть?.. Ты понял? Вот и хорошо. Все будет нормально. К вечеру бабки появятся.

Я вздрогнул при слове «бабки». Бригадир пояснил:

— В смысле — деньги…

Затем он громко крикнул:

— Пошли молотить!

Мы приступили к работе. Теперь в холодильнике происходило нечто еще более странное. Грузчики шли цепочкой от вагона. Один из четверых спешил к весам. Остальные за спиной кладовщицы проносили ящики, не взвешивая.

Бала забеспокоился. Теперь он напевал другую, менее веселую песню:


Я несчастный Измаил,
На копейку бэдный,
Редко кушал, мало пил,
Оттого стал блэдный…

Его благосостояние таяло на глазах. Нарисованные восемь тонн стремительно убывали.

Прошло минут тридцать. Бригадир сказал:

— Двух тонн как не бывало.

Через полчаса объявил:

— Еще две с половиной тонны возвращены социалистическому государству…

Бала не выдержал. Он пригласил бригадира на совещание. Но бригадир сказал:

— Говори открыто, при свидетелях.

Бала с трагической гримасой произнес:

— Ты говорил шестьсот? Рэж меня, я согласен!

— Ладно, — сказал бригадир, — пошли работать. Там видно будет…

Теперь мы снова действовали, как в начале. Ставили ящики на весы. Огибали кладовщицу. Снова клали ящики на весы. Проделывали это три-четыре раза. И лишь затем уносили ящики в склад.

Кавказец наш снова повеселел. С платформы опять доносилось:


Я подару вам хризантему
И мою пэрвую любов…

Прошло еще минут сорок. Бригадир остановил работу. Кладовщица вытащила термос из-за пазухи. Мы вышли на платформу. Бала раскрыл еще одну пачку «Казбека». Бригадир говорит:

— Десять тонн нарисовали.

И затем, обращаясь к восточному человеку:

— Ты сказал — шестьсот?

— Я не сказал — шестьсот. Ты сказал — шестьсот. Ты взял меня за горло…

— Неважно, — сказал бригадир, — я передумал. Теперь я говорю — восемьсот. Это тебе, батя, штраф за несговорчивость.

Глаза бригадира зло и угрожающе сузились. Восточный человек побагровел:

— Слушай, нет таких денег!

— Есть, — сказал бригадир.

И добавил:

— Пошли работать.

И мы снова проносили ящики, не взвешивая. Снова Бала мрачно напевал, гуляя вдоль платформы:


Я несчастный Измаил,
На копейку бэдный…

Затем он не выдержал и сказал бригадиру:

— Рэж меня — я согласен: плачу восемьсот!

И опять мы по три раза клали ящики на весы. Снова бегали вокруг кладовщицы. Снова Бала напевал:


Я подару вам хризантему…
111