Затем повернулся к Рымарю:
— Ну и мрачные физиономии! Ты к ним приставал?
— Я?! — возмутился Рымарь. — Мы говорили о прекрасном! Кстати, они волокут по-русски.
— Отлично, — сказал Фред, — добрый вечер, госпожа Ленарт, как поживаете, Илона-барышня?
— Ничего, спасибо.
— Зачем вы скрыли, что говорите по-русски?
— А кто нас спрашивал?
— Сначала надо выпить, — заявил Рымарь.
Он достал из шкафа бутылку кубинского рома. Финки с удовольствием выпили. Рымарь снова налил.
Когда гостьи пошли в уборную, Рымарь сказал:
— Все чухонки — на одно лицо.
— Тем более что они — родные сестры, — пояснил Фред.
— Так я и думал… Кстати, физиономия этой госпожи Ленарт не внушает мне доверия.
Фред прикрикнул на Рымаря:
— А чья физиономия внушает тебе доверие, кроме физиономии следователя?
Финки быстро вернулись. Фред дал им чистое полотенце. Они подняли фужеры и улыбнулись — второй раз за целый день.
Хозяйственные сумки они держали на коленях.
— Ура, — сказал Рымарь, — за победу над Германией!
Мы выпили и финки тоже. На полу стояла радиола, и Фред включил ее ногой. Черный диск слегка покачивался.
— Ваш любимый писатель? — надоедал финкам Рымарь.
Женщины посовещались между собой. Затем Илона сказала:
— Возможно, Каръялайнен.
Рымарь снисходительно улыбнулся, давая понять, что одобряет названную кандидатуру. Однако сам претендует на большее.
— Ясно, — сказал он, — а что за товар?
— Носки, — ответила Марья.
— И больше ничего?
— А чего бы ты хотел?
— Сколько? — поинтересовался Фред.
— Четыреста тридцать два рубля, — отчеканила младшая, Илона.
— Майн гот! — воскликнул Рымарь. — Это же звериный оскал капитализма!
— Меня интересует — сколько пар? — отстранил его Фред.
— Семьсот двадцать.
— Креп-найлон? — требовательно вставил Рымарь.
— Синтетика, — ответила Илона, — шестьдесят копеек пара. Всего — четыреста тридцать два рубля…
Тут я должен сделать небольшую математическую выкладку. Креповые носки тогда были в моде. Советская промышленность таких не выпускала. Купить их можно было только на черном рынке. Стоила пара финских носков — шесть рублей. А у финнов их можно было приобрести за шестьдесят копеек. Девятьсот процентов чистого заработка…
Фред вынул бумажник и отсчитал деньги.
— Вот, — сказал он, — еще двадцать рублей. Товар оставьте прямо в сумках.
— Надо выпить, — вставил Рымарь, — за мирное урегулирование Суэцкого кризиса! За присоединение Эльзаса и Лотарингии!
Илона переложила, деньги в левую руку. Взяла наполненный до краев стакан.
— Давайте трахнем этих финок, — прошептал Рымарь, — в целях международного единства.
Фред повернулся ко мне:
— Видишь, с кем приходится дело иметь!
Я испытывал чувство беспокойства к страха. Мне хотелось поскорее уйти.
— Ваш любимый художник? — спрашивал Рымарь Илону.
При этом он клал ей руку на спину.
— Возможно, Мааптере, — говорила Илона, отодвигаясь.
Рымарь укоризненно приподнимал брови. Словно его эстетическое чувство было немного задето.
Фред сказал:
— Надо проводить женщин и дать водителю семь рублей. Я бы послал Рымаря, но он зажилит часть денег.
— Я?! — возмутился Рымарь. — С моей кристальной честностью?!.
Когда я вернулся, повсюду лежали разноцветные целлофановые свертки. Рымарь казался немного сумасшедшим.
— Пиастры, кроны, доллары, — твердил он, — франки, иены…
Потом вдруг успокоился, достал записную книжку и фломастер. Что-то подсчитал и говорит:
— Ровно семьсот двадцать пар. Финны — честный народ. Вот что значит — слаборазвитое государство…
— Помножь на три, — сказал ему Фред.
— Как это — на три?
— Носки уйдут по трешке, если сдать их оптом. Полтора куска с довеском чистого навара.
Рымарь быстро уточнил:
— Тысяча семьсот двадцать восемь рублей.
Безумие уживалось в нем с практицизмом.
— Пятьсот с чем-то на брата, — добавил Фред.
— Пятьсот семьдесят шесть, — вновь уточнил Рымарь…
Позже мы оказались с Фредом в шашлычной. Клеенка на столе была липкая. Вокруг стоял какой-то жирный туман. Люди проплывали мимо, как рыбы в аквариуме.
Фред выглядел рассеянным и мрачным. Я сказал:
— В пять минут такие деньги!
Надо же было что-то сказать.
— Все равно, — ответил Фред, — будешь сорок минут дожидаться, когда тебе принесут чебуреки на маргарине.
Тогда я спросил:
— Зачем я тебе нужен?
— Я Рымарю не доверяю. Не потому, что Рымарь может обокрасть клиента. Хотя такое не исключено. И не потому, что Рымарь может зарядить клиенту старые облигации вместо денег. И даже не потому, что он склонен трогать клиента руками. А потому, что Рымарь — дурак. Что губит дурака? Тяга к прекрасному. Рымарь тянется к прекрасному. Вопреки своей исторической обреченности, Рымарь хочет японский транзистор. Рымарь идет в магазин «Березка», протягивает кассиру сорок долларов. Это с его-то рожей! Да он в банальном гастрономе рубль протягивает, и то кассир не сомневается, что рубль украден. А тут — сорок долларов! Нарушение правил валютных операций. Готовая статья… Рано или поздно он сядет.
— А я? — спрашиваю.
— Ты — нет. У тебя будут другие неприятности.
Я не стал уточнять — какие.
Прощаясь, Фред сказал:
— В четверг получишь свою долю.
Я уехал домой в каком-то непонятном состоянии. Я испытывал смешанное чувство беспокойства и азарта. Наверное, есть в шальных деньгах какая-то гнусная сила.